День прошел отлично - навестила Катю в больнице, привезла ей мячик небольшой типа фитбола с ушами - под ножку прооперированную положить. Она там постройнела и похорошела и отдых, как это ни печально - ей на пользу. Три года с ребенком как тюрьме без права на жизнь внешней для женщины, увы - губительны.
Я неожиданно открываю для себя прелести холодного лета - купила старшему ребенку яркую толстовку и бермуды джинсовые. Снова нет-нет захаживаю на рынок - сегодня привезла черешни крупной и лука огромный пакет на пирожки с яйцами - буду ночью печь, тесто подходит - ну а я пока расслабляюсь здесь.
Отвлеченно - дневники для меня отдых и место, где я встретила много прекрасных людей, с которым в реале теперь общаюсь - они чудесно вписались в круг моих людей из совсем без интернета жизни. И вообще тут целая жизнь. Не без разочарований, но куда уж без них.
Читаю Быкова двухтомник последний с наслаждением. И да, он таки примирил меня с Чеховым.

Вся так называемая мораль — как раз и есть свод правил и образцов, придуманных для самоуважения либо для борьбы за чужое уважение. Мораль у Чехова — это доктор Львов. Самовлюбленный, прямой, как палка, и отвратительно бесчеловечный тип. Мораль придумана для тех, у кого нет внутреннего самоограничителя, а у Чехова он есть. Кажется, само слово “мораль” было ему ненавистно, и потому единственное его сохранившееся стихотворение — пародия на басню. “Шли однажды через мостик жирные китайцы. Впереди их, задрав хвостик, поспешали зайцы. Вдруг китайцы закричали: “Стой, лови их! Ах-ах-ах!” Зайцы выше хвост задрали и попрятались в кустах. Мораль сей басенки ясна: кто хочет зайцев кушать, тот ежедневно, встав от сна, папашу должен слушать”.
Хармс тоже любил пародировать басни. И тоже издевался над моралью. “Читатель, вдумайся в эту басню, и тебе станет не по себе”.
Герои чеховской юмористики — именно те, чье поведение регулируется моралью, то есть безнадежно плоские, смешные, часто жестокие люди.
Отсюда и аморализм — в мягкой формулировке имморализм, внеморальность — Чехова, которой не чувствует в нем только безнадежно глухой читатель. Корни этого аморализма — разумеется, не в том, что автор желает позволить себе больше, нежели предписывают ему общепринятые нормы, а в том, что чувствует относительность, искусственность этих норм, в том, что жизнь его управляется более сложными законами.


Вообще очень хорошо, чисто и аккуратно написано - ровно, гладко, искусно - приятно скользить по словам и смыслам.